Живи еще хоть четверть века
Всё будет так. Исхода нет.
Что-то я всё пишу про командировки, в которых происходит всякая дичь замысловатая. Однако, далеко не все поездки проходят с таким нервом и напрягами. Иногда бывает со-о-овсем по другому. Приезжаешь куда-нибудь и погружаешься в мир расслабленности и нирваны. Потому как никому ты там не нужен. Ну, кроме присутствия. Чтобы был. Лафа.
Так было и в описываемой командировке. Сначала грозные письма в контору — срочно-немедленно человека, чтобы вчера и чтобы во всеоружии. Напутственным начальственным пинком меня послали другую часть России. Самолёт. Знакомый авиационный завод. Ангар. А потом..
Я где-то в уголке. Сижу. Сливаюсь с мебелью. Пью чай и втыкаю в телефон. Слушаю разговоры.
— Скучаешь?
Это мне. Поднимаю голову. А! Этого дядьку я знаю. Это из Москвы приехало. Из головного КБ. Откуда-то из тамошней дирекции. Замдиректора по чему-то там. Здесь, в ангаре он рулит… всем.
— Здравствуйте, А.В. Скучаю.
— А чего так?
— Так вопросов ко мне нет. Вот и скучаю. В дежурном режиме.
— А ты вообще кто?
Приехали. Я настолько качественно прикидываюсь здесь ветошью, что меня вообще не запоминают. Начальникам в Питер вот сказали, что я на работе и не появлялся. Сказал, кстати, главный конструктор, с которым я по десять раз на дню в курилке пересекаюсь. Помнится, этот вот, из дирекции, при прошлой нашей встрече (на другой площадке), чуть больше месяца назад, меня нахер послал. А теперь даже не помнит, кто я. Я вот всегда помню, кого и куда послал. А может и к лучшему, что они меня не запоминают? Кое-кто из начальства этого КБ меня вот запомнил. И чем хорошим для меня это кончилось?
— Питер. По… (название комплекса с самолета, которое вам всё равно не интересно).
— Питер, да? И что, к вам вопросов нет?
— Нет.
— А чего тогда ты вообще сюда приперся?
— Звали.
— Кто?!
— Вы. Ну, ваше КБ. У меня и письмо есть от вас, в котором вы меня зовете. Могу показать.
На миллиметры отрываю седалище от стула, обозначая готовность сходить за письмом. Замдиректора машет рукой, показывая, насколько ему пофиг на мое письмо. Дальше он начинает вспоминать.
— Были же к вам вопросы. Точно были. По отображению…
— И?
— А, ну да, его уже сняли. И не ваш это был вопрос. А еще был вопрос…
Он задумывается. Я подсказываю:
— По гидрашке.
— Точно. По гидрашке. И что?
— Отбили. К монтажникам.
Замдиректора задумывается. Ворочает мысли, пристально смотрит. Затем его озаряет.
— А за технику безопасности прослушал?
За ТБ я тут всё прослушал еще в первый день. Туда не ходи. Сюда не стой. Здесь не лазь. Мобилу в ангаре не свети. Механцов с молотками в руках не раздражай. Вот только в журнале я за это не расписался — ангар большой и журнал вечно где-то вне поля зрения находится.
Но. Замдиректора из бывших военных. И как некоторые бывшие военные (не будем уточнять процент) — слегка деревянный. И сейчас, раз уж он меня заметил, ему сильно хочется прислонить меня к какому-нибудь делу. Пусть уж лучше я журнал буду искать, чем меня будут “просить” сгонять помочь слонам. Так что я, практически честно, отвечаю:
— Нет. Про ТБ мне ничего не говорили.
Вместо того, чтобы послать меня куда-нибудь за просвещением, он начинает мне рассказывать вот тот абзац про ТБ. Только нудно и с подробностями. Минут пять рассказывает. Затем иссякает.
— Я понял. Сейчас я журнал найду и распишусь за всё услышанное.
— Сиди. Я сам найду.
Уходит. Я сижу на стуле. Пью чай и втыкаю в телефон. Замдиректора большого авиационного КБ по чему-то там ходит по ангару и ищет для меня журнал. Вопрос — что я делаю не так?
Через 5 минут он возвращается. Приносит журнал. Я расписываюсь.
— Ну ладно, скучай дальше.
— Да я не то, чтобы скучаю. Я в тревожном ожидании вопросов по аппаратуре. Обращайтесь, если что. Я буду здесь.
Стул. Чай. Телефон. (В гостинице лежит электронная читалка, но я решил, что сидеть в ангаре с ней будет выглядеть уж совсем по-хамски. Так что обхожусь телефоном.) Смотрю на часы. “Работать” мне сегодня еще часа 3. Или 5. Как пойдет. Не у меня. У них. Мы же вроде здесь все вместе комплекс “отрабатываем”. Кто на самолете, а кто и на стуле в уголке.
