— Вы там только это, не торопитесь. В Торжке не всё просто с пропусками, так что сейчас не выезжайте, подождите еще пару дней.
У меня когда-нибудь получиться съездить в командировку так, чтобы без эксцессов и приключений? Так, чтобы нормально доехать до места, нормально поработать и не менее нормально уехать? Почему все мои командировки хорошо выглядят на словах в Питере, а по факту же получаются поездки, как жизнь у белки из “Ледникового периода”? То ли карма у меня плохая, то ли наша Вселенная та еще дрянь. Во всяком случае, мы со Вселенной каждый раз в моих командировках играем в какие-то замысловатые игры.
Вот и про поездку в Торжок появились нехорошие предчувствия еще до отъезда. Вот сразу после той фразы, что написана сверху, они и появились. Судите сами. Нашу контору бомбардирует письмами и звонками заказчик. Мол де в Торжке что-то сломалось. Вертолет нихт фунцинклирен. Борт пакистанский. Пакистанцы сидят там же, в Торжке. Отказавшую железяку в Питер посылать нет времени. Алярм. Требуется срочный ремонт. Срочный в смысле не сегодня, но вчера. Обычная история.
Довольно инфантильная к чужим горестям, моя контора отреагировала на этот раз достаточно быстро и велела собираться в дорогу. А мне чего собираться? Только подпоясаться. И вот когда я уже был на низком старте, один из функционеров от заказчика звонит нам, и просит отложить поездку. Однако.
Ладно, не первый раз. Потому я традиционно уже умножаю слова про сроки на два, и выезжаю из Питера на пятый день после звонка. А контора за это время пишет письма с просьбами о пропуске и на инженера военной части, в которую я еду, и на командира части. На всякий случай.
Итак, я поехал. Начинаем очередную партию со Вселенной.
День первый. Дебют.
Собственно, начинается всё сразу после отъезда. Я сажусь на “Сапсан” до Твери. И этот Сапсан благополучно ломается по дороге. Нет, ну что за на…
Мы долго плетемся, по дороге нас обгоняет Сапсан, выехавший из Питера вслед за нами. В Тверь мы приезжаем с двухчасовым опозданием. По матюгальнику в поезде объявляют, что нас догнали два Сапсана, стартовавшие из Питера через два часа после нас. В то, что наш Сапсан доедет до Москвы, потеряли веру даже железнодорожники, потому всем пассажирам предлагается пересесть на другие поезда. Куда их должны пустить по паролю “Кутузов”. 2017 год на дворе, люди бегают в темноте между поездами и общаются с проводниками паролями. Это нормально для поездок по России. Народ устраивает бучу, по поводу компенсаций за опоздание. Массово пишут заявления и ругаются с поездовой челядью.
Я вроде как тоже имею право на компенсацию, но в разборки не встреваю. Потому как, во-первых, еду я всё равно за колхозные. В смысле, за деньги конторы. И во-вторых, мне еще до Торжка добраться надо, а за эти пару часов стемнело и уже не видно на улице ни хрена. При том, что я никогда не был ни в Твери, ни в Торжке, затягивать своё пребывание на вокзале мне ни разу не хочется.
От вокзала иду по навигатору в сторону автовокзала. По пути отбиваюсь от таксистов, которые предлагают доехать до Торжка всего за три рубля. Нафиг. На вокзале смотрю расписание. Ну, и это тоже нормально. Автобус на Торжок ездит чуть ли не каждые полчаса, но он недавно ушел и конкретно сейчас у него перерыв в два с половиной часа. Спрашиваю у охранника вокзала, где тут на маршрутку можно сесть. Охранник мне трет за то, что про маршрутки он ничего не знает и выходов у меня два — ждать автобуса или идти на такси. Таксисты крутятся тут же и предлагают ехать в Торжок уже с дисконтом, за две тысячи.
Ага, счас. А то я, пока шел на вокзал, не видел там кучи маршруток, едущих во всякие интересные места. А мне тут сейчас пытаются втереть, что маршрутки в поселок “Нижние Сатанинки” и колхоз “Могильник Ильича” у них здесь ходит, а вот в Торжок можно добраться исключительно на такси. Ну-ну. По поводу охранника и таксистов делаю себе зарубку в мозгу, что в городе Твери тоже живут тридварасы, и выхожу на улицу.
Опрашиваю аборигенов на улице на предмет маршруток. Пятый-шестой опрашиваемый выводят меня на азимут. Где-то с километр налево, у гостиницы “Турист”. Доплевшись туда, выясняю, что здесь цивилизация. Маршрутки по расписанию, общая касса, закрепленное за пассажиром место и билеты, которые потом не стыдно сдать в бухгалтерию. И ждать следующую маршрутку на Торжок всего-то десять минут.
Подъезжает маршрутка. Сажусь. А знаете, я раскрыл одну из тайн мироздания. Вот вы знаете, куда делись из Питера старые маршрутки-газельки? Я вот теперь знаю — они отправились в Тверь умирать. Газель, в которой я сейчас еду, лет десять назад наверняка моталась по Питеру. По 135 маршруту. Теперь вот доживает свой век здесь. С потолка капает, сквозь дыры в полу видна дорога, из всех лампочек в “газельке” работает только подсветка спидометра у водителя, да надпись “УКВ” на гамнитоле. И все окна пассажирского салона снаружи покрыты толстым слоем грязи. Выезжаем из Твери, и пилим по шоссе.
Я сижу в глубине салона, и мне вообще ни хера не видно. При том, что я понятия не имею, куда я еду, решаю ориентироваться по навигатору. Достаю смартфон, включаю навигатор и он уверенно мне показывает, что я плыву аккурат по середине реки Тверца. Выключаю навигатор. Всегда улыбаюсь, когда слышу слова, что в России связь есть везде. Здесь вот всего-то двести километров от Москвы, а связь есть, если только на елку залезть.
Ближе к Торжку связь появляется и телефон мне уверенно говорит, когда мы доезжаем до Калининского шоссе на окраине города. Куда-то сюда мне и надо. Слегка ошибившись с остановкой, вылезаю из автобуса и иду искать свою гостиницу. По пути натыкаюсь на пару компаний молодняка. На всех одинаковые шмотки — треники “Абибас” и пуховики. Ну да, холодно и снегу на улицах по ягодицы. Так что пуховик — это необходимость, а за стиль отвечают только две полоски на штанах.
Нахожу гостиницу. Оформляюсь. Кидаю вещи в номер. С номером повезло — он на отшибе от остальных (учитывая, какой там экшн творился, тут реально повезло) и курилка недалеко. (Добавьте уже в “букинг” фильтр — “в этой гостинице можно курить в номере”. Он будет пользоваться популярностью. Как минимум, среди меня.) Иду, осматриваюсь.
В Торжке находится центр обучения пилотов. Поэтому у них в части тусуются военные из всех частей России. Кто-то учится летать на новых вертолетах, кто-то учится стрелять новыми ракетами, кто-то учится делать регламенты с новым КПА. И где-то сотня этих военных тусует в той самой гостинице, где я остановился.
Вы когда-нибудь видели как бухают военные? Нет? Тогда вы ни хрена не знаете, как в принципе может происходить грандиозная пьянка. Это же как девятая симфония Бетховена среди пьянок. И вот в этот вечер эту самую симфонию исполняет сборный военный оркестр профессионалов со всех краев нашей необъятной. Помните, я сказал, что хорошо, что мой номер на отшибе — вот, именно поэтому.
В этой гостинице, как выяснилось, для проживающих бесплатны кегельбан, бильярд, сауна и прочие достижения цивилизации. Бар платный, но это проблема решаемая.
Да, пока не забыл. В каждом номере есть халат для жильцов. Красивые, белые. Вот только размерами эти халаты рассчитаны на офисных дрищей. Вы тех военных видели? У этих военных, сука, объем легкого больше, чем весь офисный дрыщ вместе взятый.
А теперь вот картинка. Прохожу мимо боулинга. Там восемь военных, только что вывалившихся из сауны. Пьянющие. Катают шары. И все в этих кукольных халатах. Нечеловеческая картина. Сальвадор Дали со своим сюрреализмом просто сопляк.
Связываюсь с встречающей стороной. Договариваемся на завтра. Встретимся за завтраком. Поговорим, и всё по трезвому обсудим. Вот и чудненько. День первый подошел к концу.
День второй. Миттельшпиль
Приехал я сюда по поводу отказа на вертолете, на котором учат стрелять инозаказчиков — пакистанцев. Россия продает вертолеты в Пакистан. Летать и обслуживать борта иностранцев учат в Ростове. Стрелять учат в Торжке. Вертолет, бригада и учителя — из Ростова. От Торжка — оружие и мишени. Грубо говоря.
Завтрак. Пересекаюсь с встречающей стороной — ростовской бригадой. Общаемся. Главный их тезис — мой пропуск еще не готов. Сложности с этим в части. Отлично. Далее следует увлекательное предложение.
— Мы (ростовчане) едем в часть на своем автобусе. Его досматривают не всегда. Садишься сзади. Прикидываешься ветошью. Может быть, проскочим.
— А если нет?
— А если нет, то на КПП тебя выводят, расстреливают, и ты в расстрелянном состоянии там дожидаешься, когда тебе пропуск оформят.
— А у вертолета? Военные не охренеют, увидев беспризорника без документов возле борта?
— А военных у вертолетов сейчас нет. Бортами пакистанскими занимаемся только мы. Военные подключаются только перед полетами, когда вооружением заниматься необходимо. А сейчас полетов уже неделю нет. Холодно и снег. Погода вообще никак не летная. Вот военных на поле и нет, они все в штабе эскадрильи сидят.
Становится понятно, почему военные так отчаянно бухают в гостинице.
— Господа, я не в силах отказаться от такого заманчивого предложения. Едем.
Я еще не совсем шизанулся, чтобы тайком в военные части проникать, но тут есть один нюанс. У меня с собой запчастей самый минимум. И шансов на то, что со своим запасом я починю им борт, не так уж и много. Потому прикидываю так — сейчас как-то надо попасть в часть, посмотреть, что конкретно сдохло на вертолете и, при необходимости, связаться с Питером, чтобы прислали нужные железяки.
Есть такое понятие, как “чье время идет?”. Пока мне делают пропуск — идет время Ростова. Когда пропуск будет у меня на руках — будет идти время нашего завода. Потому у меня задача — за счет ростовского времени определить дефект и дождаться запчастей, пока не начало идти наше время. Потому едем в часть. Варум бы нихт?
После завтрака стоим на улице, ждем автобус. Ростовчане туманно говорят, что на противоположную сторону шоссе в темное время лучше не ходить. А что так?
— Места там населенные питекантропами. А Харон, знаешь ли, обратно не перевозит.
Приглядываюсь. На той стороне дороге рядком располагаются “Рюмочная”, “Разливочная”, “Кафе у Вахтанга”, “АлкоМаркет Круглосуточный” и пара магазинов “Водка/Овощи/Фрукты”. И в девять утра всё пространство перед лабазами уже облеплено кучками персонажей, чей цвет лица гармонирует с выпавшим снегом, с своей бело-синей гамме. Замерли болезные в позе горниста, с мутными бутылками в руках.
— Это во всём городе так интересно?
— Не, тут что-то типа заповедника для деклассированных типов, а в остальном городе с этим чуть лучше. Там есть где погулять. Церковь еще красивая есть…
Блин, почему мне, куда бы я не приехал, пытаются впарить местную красивую церковь? Что я там не видел? Всё везде одинаково — купола, кресты, да толстые попы.
Приходит автобус. Я забиваюсь на заднее сиденье, и стараюсь не отсвечивать.
На КПП автобус без проверки пропускают, и я оказываюсь в военной части. Мы едем на поле, там стоят борта и железные бытовки с ростовским скарбом. И снегу там по самое извините насыпало.
Ростовчане чистят снег на подходах к бортам, расчехляют нужный мне борт, чистят сам борт и прокидывают питание. Я в это время тусую в бытовке. Где-то через час подхожу к борту. Смотрю, что именно там сдохло. Прикидываю вероятного виновника, меняю одну железячку на другую. И… всё заработало.
Такой банальный фарт. Там можно было на многая часы закопаться. Но вот на этом конкретном вертолете всего несколько умелых движений руками и алес гемахт.
На вертолетной стоянке я кручусь минут сорок, и половину этого времени курю на окраине площадки, пока ростовчане проверяют работоспособность аппаратуры. Всё в ёлочку, всё работает и все счастливы. А вот теперь, господа, я готов ловить восхищенные взгляды. На самом деле просто повезло, но ростовчанам об этом знать необязательно. Пусть считают, что к ним приехал Великий Шаман Севера, лечащий вертолеты простым наложением рук. Так, теперь о насущном.
— Господа, а как мне теперь выбраться отсюда?
— Ну, полетов нет, и мы работаем часов до двух. Потом нас отправляют домой.
Сейчас одиннадцать.
— Это нормально. Я пока в бытовке акт об устранении дефекта напишу.
Удаляюсь в вагончик, расчехляю нелегально ввезенный в часть в ноутбук, и начинаю писать акт. Через полчаса ко мне заглядывают ростовчане.
— Короче. Жопа.
— А?
— Погода хорошая. Разрешение на полеты дали. Сейчас набегут военные. Мы будем готовить борта на полеты. А потом полеты. А потом разбор полетов. А потом…
— Короче. Я понял. Действительно жопа. Мне чего делать? В вагончике сидеть?
— Да.
— И до скольки у вас обычно полеты и разбор продолжаются?
— До десяти вечера. Если повезет. Или уже за полночь. Если не повезет.
— Так, граждане, сейчас только двенадцатый час. Дня. И мне вообще ни разу не нравится план, что я здесь просижу еще двенадцать часов. Я за это время успею акт написать на сотню страниц. И украсить его цитатами Цицерона и Плутарха. И жрать тут нечего. Я это всё к чему. Давайте прямо сейчас, пока не набежали военные, придумаем план о том, как мне отсюда выбраться в ближайшее время.
— Жди тогда, сейчас думать будем.
Надо сказать, что в Торжке сидят две ростовские бригады. Практически непересекающихся друг с другом. Первая занимается удовлетворением желаний пакистанцев (и любых других нерусскоговорящих заказчиков) на предмет полетать. Вторая бригада — суть ЭРО и отвечает она за гарантийные обязательства Ростова перед отечественными военными. Я сейчас в гостях у первой бригады.
Через полчаса ко мне приходят. ЭРО-шники сейчас будут выезжать из части — у них обед. И у них есть свой автобус. Который обычно не досматривают при выезде. И они готовы вывезти меня. Прямо сейчас. Зная эгоцентричность ростовчан, могу предположить, что для такой договоренности понадобилась большая сила воли и много лести.
Скидываю почти написанный акт на компьютер ростовчанам и залезаю в газельку ЭРО. Уже традиционно прикидываюсь хламом на заднем сиденье. И меня без проблем вывозят из военной части. Первый час времени, я в городе, и я сделал работу, ради которой сюда приезжал. В часть мне еще нужно вернуться. Акт с военными подписать. Штампы про “прибыл/убыл” в командировочном поставить — бухгалтерия на слово не верит. Хотя зря — в мелочах я, обычно, честен. Но это всё завтра. А сейчас можно погулять по городу.
Провинция. Унылая. Убогая. Грязь, говны и горы снега. Всем, кто жалуется на то, как муниципальные службы зимой убирают Питер, рекомендую побывать в таких вот городках, где муниципальные службы просто отсутствуют. Торжок весь облеплен рекламой — у нас хоть чуть начали приводить рекламу к приличному виду, работы там еще непочатый край, но хоть что-то делается — а в Торжке на каждом углу, здании, кусте — сотни реклам, вырвиглазных ублюдочных цветов и неоновых вывесок. Некоторые вывески с орфографическими ошибками. (“ЧайнаяЯ”, “Мабильная связь”, чего-то еще там было). Будто город накрывали продолжительные артиллерийские залпы с рекламными конфетти. Большие билборды рекламируют автомастерские, теплицы и бетон. Рекламы Айфонов и Лексусов здесь не встретишь — походу рекламодатели не нашли в городе целевой аудитории.
Из цивилизации — “Пятерочки”, “Магниты”, да “МакДональдс”. Из примет времени — конторы микрозаймов на каждом углу. (Их не просто много, а очень много. На одном перекрестке их было чуть не десяток скучкованно.)
Про местное население я понимаю, что моя выборка непрезентативная, ибо гулял я днем, когда обычные люди на работе, школьники на учебе, студенты в Твери, но основной встреченный контингент выглядел так: старики, синяки, да пионерия в “Абибасах” и пуховиках. Эта же униформа, кстати, и у алкашей. Традиции, взращённые поколениями?
Плюс, рядом с магазинами и рынком можно было увидеть давно забытые типажи — цепи, печатки, необъятные кожанки, мобилы в растопыренных агальцах, и рядом побитая коррозией “бэха”. В Питере я такое говно видел в последние годы только на “Юноне” — тот еще заповедник потерявшихся во времени. Однако ж вот, на периферии “Бригада” всё еще культовое кино.
Погуляв пару часов, я решаю, что хватит с меня и иду к гостинице. Выводы про конкретный город Торжок делать глупо — большая часть России так живет, а Питер и Москва это ни разу не вся Россия. Но если бы требовалось описать Торжок одним словом, то это слово было бы “жопа”. Город, застрявший во времени. Году в 95-96, не позже. Кого-нибудь мучает ностальгия по 90-м? Вот, езжайте тогда в те края. Меня не мучает.
В гостинице коротаю вечер, и, так и не дождавшись ростовчан из части, заваливаюсь спать. Второй день закончился.
День третий. Эндшпиль
За завтраком встречаюсь с ростовчанами. Они сонные и угрюмые — вертушки вчера летали, пока у Золушки лимузин в фонарь для Хэлловина не превратился. Потом еще разбор, зачехление и прочее. А с утра опять в часть.
У них я узнаю главное — мой пропуск готов и ждет меня на КПП. Ага. Выписываюсь из гостиницы, сдаю номер, своё барахло оставляю у теток на стойке — нефиг с ним в часть тащиться. Жду автобус.
Перед КПП выскакиваю из автобуса и бодро иду в бюро пропусков. Ростовчане, оставив мне одного сопровождающего, едут в часть.
— Здравствуйте, я Вася. Где мой пропуск?
— Какой еще Вася? Какой, нахер, пропуск? Не было, не знаем, не пустим.
Твою мать. Где там мой сопровождающий?
— Вот это что сейчас такое было?
Сопровождающий хватает телефон и вызванивает руководителя бригады. Тот еще не успел далеко отъехать и через пять минут пешком возвращается на КПП. Трёт с тётками в бюро, на предмет, кто чего там должен был передать или позвонить. Тётки стоят на своем — не передавали, не звонили, не пустим. Бригадир матерится, рассказывает мне сказку о накладках и о том, что сейчас всё порешают, убегает обратно в часть, прихватив с собой сопровождающего. Я остаюсь на КПП один. Вскоре вспоминаю, за что я не люблю военных — за десять минут у меня раз пятнадцать пытаются стрельнуть сигарету.
Через двадцать минут ждать надоедает, и я начинаю вызванивать ростовчан. Обещания, что всё вот-вот будет, растягиваются еще на полчаса, а затем на КПП прибегает ростовский АО-шник. Рассказывает грустную историю о том, как они пытались, пытались, еще пытались, но у них пока ничего не получается.
— Вчера командир подписал ваше письмо и канцелярия должна была оформить тебе пропуск. Еще нач первой вертолетной эскадрильи бумагу подписал, чтобы тебя пропустили, и мы закинули эту бумагу в штаб 1ВЭ. А еще договорились с Особистом, чтобы он позвонил на КПП и тебя пропустили под его честное слово.
— Красиво. Так почему я уже час танцую здесь, на улице, а не сижу с актом в руках в кабинете ИАС-овца?
— Это армия. Канцелярия здесь черная дыра — бумага туда попала и сгинула навсегда. В первой вертолетной твою бумагу Олег отдал Александру. Александр отдал Роману. Роман передал Маргарите Петровне. Та переложила бумагу Кате. Катя ушла пораньше, попросив заняться этим Веру. И вот где-то между восьмым и девятым столами след бумаги был окончательно потерян.
— А Особист?
— Особист вчера звонил взбодрить 1ВЭ, и там его заверили, что пропуск уже готов и ему не о чем волноваться. Вот он и решил не договариваться дополнительно с КПП.
Знакомо. Я бы посмеялся, не будь я таким замерзшим. Но сейчас меня больше интересует другой вопрос — делать-то мы чего будем?
— А чего ты ко мне пришел? Сейчас самое время, чтобы морально подавлять канцелярских крыс, и выбивать мне пропуск.
— Мы тут подумали по другому.
И он протягивает мне акт. Читаю. В акте то, что я вчера написал, плюс немного отсебятины (ничего страшного — к тому же окончательный виновник будет установлен по результатам анализа той отказавшей железки, что я увожу с собой; вот я ее дома проанализирую и тогда и посмотрим, кто там виноват окажется) и из подписантов убраны военные (тоже ничего страшного — меня сюда вызывал ростовский завод, а не в/ч). Подписываю, забираю один экземпляр себе. Осталось порешать про штампы.
— Так, а чего с командировочным удостоверением?
Дядька теряется, изображает непонимание и путается в показаниях. Приходится напомнить, что я и вчера говорил об этом, и сегодня за завтраком. Ладно, пофиг уже на пропуск. Бери мою бумагу и сам беги в штаб, сам проштампуй, а больше мне от вас ничего и не надо. Ростовчанин юлит и отнекивается. Мол, канцелярия не поставит отметки левому человеку, про которого даже и не слышали. Тогда иди в часть, и выбивайте мне пропуск. А я подожду здесь.
АО-шник уходит. Я остаюсь. Периодически пингую ростовчан по телефону. Их тон уже успел поменяться с “мы рады тебя видеть” на “что ты до нас докопался”. Понятно почему — работа сделана, акт подписан, им от меня больше ничего не надо, и напрягаться ради меня не интересно. Вот только эти граждане вообще не угадали — в командировки меня посылают вовсе не потому, что я у нас на заводе самый добрый и отзывчивый. Скорее наоборот. Так что я им все мозги съем большим половником, но в часть попаду. И не надо называть меня мудаком. Даже если я и в самом деле мудак. Особенно, если я и в самом деле мудак.
Проходит еще час. Мне машут с КПП. Кто-то им из командиров позвонил и приказал меня пропустить. Выписывают разовый пропуск, и я впервые вхожу в часть официально. Звонят ростовчане — говорят, что в штаб лучше вообще не соваться, но они договорились и мне поставят отметки в первой вертолетной. Объясняют, как пройти и я иду туда. Там милая женщина с повадками Дарьи Салтыковой ставит мне штампы в удостоверении, и я сваливаю из части. Пройдя КПП, смотрю на часы. В части я был двадцать минут.
Теперь надо думать, как выбираться из этого города. Чемодан, вокзал, Питер. Начнем с того, что надо убраться от части. Напротив КПП, через дорогу, весит сразу три рекламы компаний такси (среди кучи другой рекламы). Звоню. Два номера отключены. По третьему номеру мне отвечают, что это магазин, а этого такси давно нет. Лезу в интернет, нахожу сайт и группу в контакте с местными такси. Звоню. Первый номер отключен, по второму меня сразу посылают к черту. Очевидно, это тоже не такси. Я обожаю этот город. Обожаю той единственной коннотацией, что у меня есть к слову Торжок. Я ее там выше уже писал.
Возвращаюсь на КПП, опрашиваю аборигенов, получаю еще один номер. Договариваюсь о машине, жду. Еду в гостиницу, забираю вещи, а затем на площадь, откуда ходят автобусы на Тверь. Жду автобус. На площади стоит церковь. Красивая, отремонтированная, блестящая. В этом убогом городишке такая красота выглядит, как пир во время чумы.
Приезжает автобус — очередная ржавая “газель”. Едем. В середине пути водитель уходит с трассы, чтобы закинуть каких-то друзей в близлежащую деревушку. Несмотря на отчаянный мат пассажиров. Когда въезжаем в Тверь, через интернет покупаю билет на ближайший “Сапсан”. Добираюсь до вокзала, и, пока жду поезд, курю и отбиваюсь от назойливых таксистов, окрестных синюшников и баб с заниженной социальной ответственностью привокзальной ценовой категории.
Затем “Сапсан”, потом питерский вокзал. И сразу родные питерские менты. На предмет пошмонать сумку. Но это уже настроение не испортит — я дома. Я вернулся. Без позитива, но с новыми впечатлениями, и с новыми посещенными местами на карте.
Ну, что, Вселенная, сойдемся на ничьей в этот раз? И продолжим в следующий раз?
